9 Jan 2012
из нечитанного ранее:
9 Jan 2012 07:01 pm
Адресовано другу Честертона Эдмунду Клирихью Бентли. Перевод с английского Григория Михайловича Кружкова
Посвящение
Э. К. Б.
Мы были не разлей вода,
Два друга — я и он,
Одну сигару мы вдвоем
Курили с двух сторон.
Одну лелеяли мечту,
В два размышляя лба;
Все было общее у нас —
И шляпа, и судьба.
Я помню жар его речей,
Высокий страсти взлет,
Когда сбивался галстук вбок,
А фалды — наперед.
Я помню яростный порыв
К свободе и добру,
Когда он от избытка чувств
Катался по ковру.
Но бури юности прошли
Давно — увы и ах! —
И вновь младенческий пушок
У нас на головах.
И вновь, хоть мы прочли с тобой
Немало мудрых книг,
Нам междометья в трудный час
Приходят на язык.
Что нам до куколок пустых! —
Не выжать из дурех
Ни мысли путной, сколько им
Ни нажимай под вздох.
Мы постарели наконец,
Пора и в детство впасть.
Пускай запишут нас в шуты —
Давай пошутим всласть!
И если мир, как говорят,
Раскрашенный фантом,
Прельстимся яркостью даров
И краску их лизнем!
Давным-давно минули дни
Унынья и тоски,
Те прежние года, когда
Мы были старики.
Пусть ныне шустрый вундеркинд
Влезает с головой
В статистику, и в мистику,
И в хаос биржевой.
А наши мысли, старина,
Ребячески просты;
Для счастья нужен мне пустяк —
Вселенная и ты.
Взгляни, как этот старый мир
Необычайно прост, —
Где солнца пышный каравай
И хороводы звезд.
Смелей же в пляс! и пусть из нас
Посыплется песок, —
В песочек славно поиграть
В последний свой часок!
Что, если завтра я умру? —
Подумаешь, урон!
Я слышу зов из облаков:
«Малыш на свет рожден».
из нечитанного ранее:
9 Jan 2012 07:01 pm
Адресовано другу Честертона Эдмунду Клирихью Бентли. Перевод с английского Григория Михайловича Кружкова
Посвящение
Э. К. Б.
Мы были не разлей вода,
Два друга — я и он,
Одну сигару мы вдвоем
Курили с двух сторон.
Одну лелеяли мечту,
В два размышляя лба;
Все было общее у нас —
И шляпа, и судьба.
Я помню жар его речей,
Высокий страсти взлет,
Когда сбивался галстук вбок,
А фалды — наперед.
Я помню яростный порыв
К свободе и добру,
Когда он от избытка чувств
Катался по ковру.
Но бури юности прошли
Давно — увы и ах! —
И вновь младенческий пушок
У нас на головах.
И вновь, хоть мы прочли с тобой
Немало мудрых книг,
Нам междометья в трудный час
Приходят на язык.
Что нам до куколок пустых! —
Не выжать из дурех
Ни мысли путной, сколько им
Ни нажимай под вздох.
Мы постарели наконец,
Пора и в детство впасть.
Пускай запишут нас в шуты —
Давай пошутим всласть!
И если мир, как говорят,
Раскрашенный фантом,
Прельстимся яркостью даров
И краску их лизнем!
Давным-давно минули дни
Унынья и тоски,
Те прежние года, когда
Мы были старики.
Пусть ныне шустрый вундеркинд
Влезает с головой
В статистику, и в мистику,
И в хаос биржевой.
А наши мысли, старина,
Ребячески просты;
Для счастья нужен мне пустяк —
Вселенная и ты.
Взгляни, как этот старый мир
Необычайно прост, —
Где солнца пышный каравай
И хороводы звезд.
Смелей же в пляс! и пусть из нас
Посыплется песок, —
В песочек славно поиграть
В последний свой часок!
Что, если завтра я умру? —
Подумаешь, урон!
Я слышу зов из облаков:
«Малыш на свет рожден».
из нечитанного ранее:
9 Jan 2012 07:01 pm
Адресовано другу Честертона Эдмунду Клирихью Бентли. Перевод с английского Григория Михайловича Кружкова
Посвящение
Э. К. Б.
Мы были не разлей вода,
Два друга — я и он,
Одну сигару мы вдвоем
Курили с двух сторон.
Одну лелеяли мечту,
В два размышляя лба;
Все было общее у нас —
И шляпа, и судьба.
Я помню жар его речей,
Высокий страсти взлет,
Когда сбивался галстук вбок,
А фалды — наперед.
Я помню яростный порыв
К свободе и добру,
Когда он от избытка чувств
Катался по ковру.
Но бури юности прошли
Давно — увы и ах! —
И вновь младенческий пушок
У нас на головах.
И вновь, хоть мы прочли с тобой
Немало мудрых книг,
Нам междометья в трудный час
Приходят на язык.
Что нам до куколок пустых! —
Не выжать из дурех
Ни мысли путной, сколько им
Ни нажимай под вздох.
Мы постарели наконец,
Пора и в детство впасть.
Пускай запишут нас в шуты —
Давай пошутим всласть!
И если мир, как говорят,
Раскрашенный фантом,
Прельстимся яркостью даров
И краску их лизнем!
Давным-давно минули дни
Унынья и тоски,
Те прежние года, когда
Мы были старики.
Пусть ныне шустрый вундеркинд
Влезает с головой
В статистику, и в мистику,
И в хаос биржевой.
А наши мысли, старина,
Ребячески просты;
Для счастья нужен мне пустяк —
Вселенная и ты.
Взгляни, как этот старый мир
Необычайно прост, —
Где солнца пышный каравай
И хороводы звезд.
Смелей же в пляс! и пусть из нас
Посыплется песок, —
В песочек славно поиграть
В последний свой часок!
Что, если завтра я умру? —
Подумаешь, урон!
Я слышу зов из облаков:
«Малыш на свет рожден».
(no subject)
9 Jan 2012 09:07 pm
он любил ее пятьдесят лет.
любил тяжело, странно, мучительно - для нее.
ревновал.
все пятьдесят лет.
до последнего дня.
когда она, больная, высохшая, похудевшая на тридцать кило, уходила в магазин за кефиром, он стоял у окна с часами в руках.
когда она, уставшая от похода за кефиром, бледная, слабенькая возвращалась домой, он пытал ее злым голосом: где ты была так долго?
сколько можно покупать кефир?..
она умерла два года назад.
он ни разу не достал ее фотографии.
он ни разу не вспомнил про ее день рождения.
он ни разу не захотел поговорить о ней с дочерью или внуком.
только старательно находит в квартире ее вещи и избавляется от них.
(no subject)
9 Jan 2012 09:07 pm
он любил ее пятьдесят лет.
любил тяжело, странно, мучительно - для нее.
ревновал.
все пятьдесят лет.
до последнего дня.
когда она, больная, высохшая, похудевшая на тридцать кило, уходила в магазин за кефиром, он стоял у окна с часами в руках.
когда она, уставшая от похода за кефиром, бледная, слабенькая возвращалась домой, он пытал ее злым голосом: где ты была так долго?
сколько можно покупать кефир?..
она умерла два года назад.
он ни разу не достал ее фотографии.
он ни разу не вспомнил про ее день рождения.
он ни разу не захотел поговорить о ней с дочерью или внуком.
только старательно находит в квартире ее вещи и избавляется от них.
(no subject)
9 Jan 2012 09:07 pm
он любил ее пятьдесят лет.
любил тяжело, странно, мучительно - для нее.
ревновал.
все пятьдесят лет.
до последнего дня.
когда она, больная, высохшая, похудевшая на тридцать кило, уходила в магазин за кефиром, он стоял у окна с часами в руках.
когда она, уставшая от похода за кефиром, бледная, слабенькая возвращалась домой, он пытал ее злым голосом: где ты была так долго?
сколько можно покупать кефир?..
она умерла два года назад.
он ни разу не достал ее фотографии.
он ни разу не вспомнил про ее день рождения.
он ни разу не захотел поговорить о ней с дочерью или внуком.
только старательно находит в квартире ее вещи и избавляется от них.